@ARTICLE{26589739_91168689_2013, 
	author = {А. А. Зудина}, 
	keywords = {, рынок труда, неформальная занятость, социальная стратификация, трудовая мобильность, субъективный социальный статусРМЭЗ НИУ ВШЭ},
	title = {Неформальная занятость и субъективный социальный статус: пример России},
	journal = {Экономическая социология},
	year = {2013},
	month = {май},
	volume = {14},
	number = {3},
	pages = {27-63},
	url = {https://ecsoc.hse.ru/2013-14-3/91168689.html},
	publisher = {},
	abstract = {Работы многих исследователей неформальной занятости посвящены тому, как она может влиять на заработки. Но изменения в материальном благосостоянии не исчерпывают возможные последствия неформальности для социального неравенства, которое формируется за счёт не только объективных различий, но и субъективных оценок социального статуса. В настоящей работе представлены результаты эмпирического исследования субъективного социального статуса неформальных работников в России в 2000−2010 гг.На основе данных Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ) НИУ ВШЭ приводится анализ динамики средних самооценок социального статуса различных категорий неформальных работников на протяжении 2000-х гг., делается их сравнение с аналогичными показателями формальных работников, безработных и представителей экономически неактивного населения.Особое внимание уделяется изучению типа неформальной занятости как фактора формирования субъективного социального статуса. Для этого были оценены порядковые пробит-регрессии на каждой из 11 волн обследования РМЭЗ НИУ ВШЭ, а потом рассмотрены панельные регрессии с фиксированными эффектами для учёта возможных ненаблюдаемых эффектов, которые могут приводить к самоотбору в сектор занятости или изначальной психологической склонности к самооценкам определённого уровня. Проведённый пошаговый анализ выявил значимые изменения в самооценках самозанятых, которые оказываются характерны в большей степени для мужчин. Самооценки нерегулярных работников не поддаются более глубокому анализу из-за отсутствия всех данных, однако они представляются наиболее уязвимой категорией неформальной занятости.Таким образом, оснований говорить о том, что на российском рынке труда неформальность выступает одним из механизмов социальной стратификации, относящим неформальных работников к людям «второго сорта», нет. Полученные результаты являются не столько характеристикой неформальной занятости на российском рынке труда, сколько индикатором качества институтов формального сектора, который в восприятии работающего населения не связывается ни с возможностями улучшить своё благосостояние, ни с системой социальной защиты.},
	annote = {Работы многих исследователей неформальной занятости посвящены тому, как она может влиять на заработки. Но изменения в материальном благосостоянии не исчерпывают возможные последствия неформальности для социального неравенства, которое формируется за счёт не только объективных различий, но и субъективных оценок социального статуса. В настоящей работе представлены результаты эмпирического исследования субъективного социального статуса неформальных работников в России в 2000−2010 гг.На основе данных Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ) НИУ ВШЭ приводится анализ динамики средних самооценок социального статуса различных категорий неформальных работников на протяжении 2000-х гг., делается их сравнение с аналогичными показателями формальных работников, безработных и представителей экономически неактивного населения.Особое внимание уделяется изучению типа неформальной занятости как фактора формирования субъективного социального статуса. Для этого были оценены порядковые пробит-регрессии на каждой из 11 волн обследования РМЭЗ НИУ ВШЭ, а потом рассмотрены панельные регрессии с фиксированными эффектами для учёта возможных ненаблюдаемых эффектов, которые могут приводить к самоотбору в сектор занятости или изначальной психологической склонности к самооценкам определённого уровня. Проведённый пошаговый анализ выявил значимые изменения в самооценках самозанятых, которые оказываются характерны в большей степени для мужчин. Самооценки нерегулярных работников не поддаются более глубокому анализу из-за отсутствия всех данных, однако они представляются наиболее уязвимой категорией неформальной занятости.Таким образом, оснований говорить о том, что на российском рынке труда неформальность выступает одним из механизмов социальной стратификации, относящим неформальных работников к людям «второго сорта», нет. Полученные результаты являются не столько характеристикой неформальной занятости на российском рынке труда, сколько индикатором качества институтов формального сектора, который в восприятии работающего населения не связывается ни с возможностями улучшить своё благосостояние, ни с системой социальной защиты.}
}